Оставайтесь в курсе
RU

Снегур Игорь Григорьевич

(1935 - н.в.)

Игорь Снегур — яркий представитель абстрактного искусства в Советском Союзе и современной России. Художник участвовал на выставке в Манеже, которую громил Н. Хрущёв. За детскую книгу он был обозначен как формалист. А оформленный им спектакль был снят как идеологически не выдержанный.

Сегодня же Игоря Снегура ценят за философские геометрические абстракции, в которых фигуры, линии и цвета сбалансированы с математической точностью. Интересно, проследить, как он пришел к такой живописи и как преображал природу в своем творчестве.

Окунемся в ход мысли и взгляда художника благодаря записи из его дневника.

Снегур Игорь Григорьевич Снегур Игорь Григорьевич Снегур Игорь Григорьевич

1962. май. Дневник.

Небольшой древний городок на Волге. Я ходил по нему и чувствовал необычное волнение: что-то происходило вокруг, этому не было названия, что-то было в воздухе, в домах, в деревьях, в небе – всюду. Выбрав место, я расположился к работе. Часа два я наблюдал за происходящим вокруг. Нет, я не смотрел глазами, я становился то домом с покосившейся крышей, то тучей, медленно плывущей над деревней, то одиноким деревом, то дорогой, и каждый раз я видел себя со стороны одиноко и неподвижно сидящим.

Если я - роща, то смотрю на себя из рощи, если я был кроной дерева и листьями, или отдельно покачивающимся на ветке листом, то я видел птицу, что-то выискивающую в траве под деревом и себя, сидящим поодаль от этого дерева, смотрящего куда-то вдаль. Постепенно мне показалось, что все стало меняться: туча остановилась в своем движении, дорога изменила изгиб, почва под ногами и вдали стала медленно подниматься и опускаться. Все вокруг пришло в движение. Я обратил внимание, что движение прекращалось, когда я говорил какому-нибудь предмету: «достаточно». Или вдруг он сам начинал двигаться, стоило мне только взглянуть, скажем, на дом, который вдруг начинал разворачиваться, желая показать мне крыльцо, которое я с этой стороны не мог увидеть. Скульптуры, стоящие вдоль тропы, меняли свои позы на пьедесталах, или вставали, делая па де - па, или перемещались вместе с пьедесталом, наверное, в более удобное для себя место.

Мои глаза успевали следить за всеми перемещениями в пейзаже, за всеми сполохами и изменениями цвета и света, это было что-то вроде ускоренного движения кинематографа при съемке – зрелище невероятное. Я задохнулся от восторга. Все элементы пейзажа, словно освободились от пут какой-то неведомой силой, пульсировали, двигались, меняя пейзаж буквально на глазах, перекомпоновывая и переделывая его с какой-то изумительной изобретательностью. Движение ускорялось и вдруг появился звук, который вместе с убыстряющимся перемещением в пейзаже стал повышаться в тоне, пока не перешел в очень высокий и тонкий, превратившись в тонкий белый луч и затем в светящуюся точку. Все вдруг замерло и остановилось.

Боже! Что я вижу? Я сижу совершенно в другом пейзаже. Я не узнаю места - прежде ровная дорога вздыбилась и перевалила через бугор, которого прежде не было, рощица справа от меня рассыпалась на отдельные деревья, застывшие в других местах, где их прежде не было, дома, которые я наблюдал прежде, исчезли, появились другие, их я тоже здесь не видел. Но во всем было какое-то значение особое, и пульсирующее единство всеохватное.

Я лихорадочно бросился работать, стремясь быстро запечатлеть это явление. Я поднимал голову от этюдника и смотрел на пейзаж, чтобы затем перенести на картон. Так я работал, пока не стал замечать, что пейзаж стал как-то тускнеть, краски слабеть и исчезать - до этого только что предметные и реальные фрагменты. Несколько позже я уже с трудом вглядывался, стараясь различить все более истаивающие знаки этого пейзажа. В этом сотканном случаем пейзаже было все, и даже смутное оказалось достоверным и
имеющим свои символы.

Последние образы пейзажа растворились, и в поисках его я напряг зрение, посмотрел «глубже», дальше, и увидел второй пейзаж, который был заслонен видением, которое я успел зафиксировать. Этот второй пейзаж и был тем прежним, что я рассматривал до наваждения: мертвый, сухой, статичный, обычный, более того - плоский и вялый. Я смотрю на картон и вижу как он жив - в нем реализовано смутное. Написан он в 1962 году, я и сегодня смотрю на этот этюд через 30 лет и вижу, как он хорош!

После серии этюдов медитативных я перестал обращаться к реальному миру за помощью или «консультацией», я не пишу с натуры, я конструирую модель изобразительную, создаю структуру, в которой «купается» или «блаженствует» смутное, обнажая невиданное доселе тело свое перед моим внутренним взглядом.

Следующее десятилетие я позволил себе заниматься самыми разными жанрами изобразительного искусства, мне «торопилось» высказаться. Я работал в кино, в театре, в плакате, в книге – иллюстрации. Параллельно исполняя серии живописных структур на бумаге и холсте.

 

 

Игорь Снегур. Живопись, графика, дневник, размышления, беседы, эссе. Москва, 2016

Сейчас в продаже

Фильтры
Цена
Период создания
Размеры
Ширина, см
Высота, см
Сортировка
Сортировка

Рекомендуем

1973
270 000
Колесников (Одесский) Степан Федорович Весенние работы
бумага на картоне, графитный карандаш, темпера
НИНЭ им. Третьякова
1917
930 000
1830-1840-е гг.
2 325 000
1921
3 255 000
рубеж XIX - XX вв.
1 674 000
Зверев Анатолий Тимофеевич Боевой петух
картон, масло
Силаев В. С.
1986
1 395 000
1950-е
650 000
завод Попова Часы
фарфор, позолота, роспись
1830
520 000
неизвестный художник, Япония Окимоно «Гейша с зонтом и цветами»
Слоновая кость, резьба, гравировка, тонировка
кон. ХIX века
930 000