Снегур Игорь Григорьевич
Игорь Снегур — яркий представитель абстрактного искусства в Советском Союзе и современной России. Художник участвовал на выставке в Манеже, которую громил Н. Хрущёв. За детскую книгу он был обозначен как формалист. А оформленный им спектакль был снят как идеологически не выдержанный.
Сегодня же Игоря Снегура ценят за философские геометрические абстракции, в которых фигуры, линии и цвета сбалансированы с математической точностью. Интересно, проследить, как он пришел к такой живописи и как преображал природу в своем творчестве.
Окунемся в ход мысли и взгляда художника благодаря записи из его дневника.
1962. май. Дневник.
Небольшой древний городок на Волге. Я ходил по нему и чувствовал необычное волнение: что-то происходило вокруг, этому не было названия, что-то было в воздухе, в домах, в деревьях, в небе – всюду. Выбрав место, я расположился к работе. Часа два я наблюдал за происходящим вокруг. Нет, я не смотрел глазами, я становился то домом с покосившейся крышей, то тучей, медленно плывущей над деревней, то одиноким деревом, то дорогой, и каждый раз я видел себя со стороны одиноко и неподвижно сидящим.
Если я - роща, то смотрю на себя из рощи, если я был кроной дерева и листьями, или отдельно покачивающимся на ветке листом, то я видел птицу, что-то выискивающую в траве под деревом и себя, сидящим поодаль от этого дерева, смотрящего куда-то вдаль. Постепенно мне показалось, что все стало меняться: туча остановилась в своем движении, дорога изменила изгиб, почва под ногами и вдали стала медленно подниматься и опускаться. Все вокруг пришло в движение. Я обратил внимание, что движение прекращалось, когда я говорил какому-нибудь предмету: «достаточно». Или вдруг он сам начинал двигаться, стоило мне только взглянуть, скажем, на дом, который вдруг начинал разворачиваться, желая показать мне крыльцо, которое я с этой стороны не мог увидеть. Скульптуры, стоящие вдоль тропы, меняли свои позы на пьедесталах, или вставали, делая па де - па, или перемещались вместе с пьедесталом, наверное, в более удобное для себя место.
Мои глаза успевали следить за всеми перемещениями в пейзаже, за всеми сполохами и изменениями цвета и света, это было что-то вроде ускоренного движения кинематографа при съемке – зрелище невероятное. Я задохнулся от восторга. Все элементы пейзажа, словно освободились от пут какой-то неведомой силой, пульсировали, двигались, меняя пейзаж буквально на глазах, перекомпоновывая и переделывая его с какой-то изумительной изобретательностью. Движение ускорялось и вдруг появился звук, который вместе с убыстряющимся перемещением в пейзаже стал повышаться в тоне, пока не перешел в очень высокий и тонкий, превратившись в тонкий белый луч и затем в светящуюся точку. Все вдруг замерло и остановилось.
Боже! Что я вижу? Я сижу совершенно в другом пейзаже. Я не узнаю места - прежде ровная дорога вздыбилась и перевалила через бугор, которого прежде не было, рощица справа от меня рассыпалась на отдельные деревья, застывшие в других местах, где их прежде не было, дома, которые я наблюдал прежде, исчезли, появились другие, их я тоже здесь не видел. Но во всем было какое-то значение особое, и пульсирующее единство всеохватное.
Я лихорадочно бросился работать, стремясь быстро запечатлеть это явление. Я поднимал голову от этюдника и смотрел на пейзаж, чтобы затем перенести на картон. Так я работал, пока не стал замечать, что пейзаж стал как-то тускнеть, краски слабеть и исчезать - до этого только что предметные и реальные фрагменты. Несколько позже я уже с трудом вглядывался, стараясь различить все более истаивающие знаки этого пейзажа. В этом сотканном случаем пейзаже было все, и даже смутное оказалось достоверным и
имеющим свои символы.
Последние образы пейзажа растворились, и в поисках его я напряг зрение, посмотрел «глубже», дальше, и увидел второй пейзаж, который был заслонен видением, которое я успел зафиксировать. Этот второй пейзаж и был тем прежним, что я рассматривал до наваждения: мертвый, сухой, статичный, обычный, более того - плоский и вялый. Я смотрю на картон и вижу как он жив - в нем реализовано смутное. Написан он в 1962 году, я и сегодня смотрю на этот этюд через 30 лет и вижу, как он хорош!
После серии этюдов медитативных я перестал обращаться к реальному миру за помощью или «консультацией», я не пишу с натуры, я конструирую модель изобразительную, создаю структуру, в которой «купается» или «блаженствует» смутное, обнажая невиданное доселе тело свое перед моим внутренним взглядом.
Следующее десятилетие я позволил себе заниматься самыми разными жанрами изобразительного искусства, мне «торопилось» высказаться. Я работал в кино, в театре, в плакате, в книге – иллюстрации. Параллельно исполняя серии живописных структур на бумаге и холсте.
Игорь Снегур. Живопись, графика, дневник, размышления, беседы, эссе. Москва, 2016